«УДАРЫ СУДЬБЫ»
-
История жизни бывшего узника концлагеря Маутхаузен
Соя Анатолия Станиславовича
НОВАЯ ЖИЗНЬ
Хотя война с японцами продолжалась, но это было далеко от нас, у нас наступила новая жизнь.После торжественного застолья с соседями и его товарищами по работе я два дня просто отсыпался, размышляя о пройденном и задумываясь и строя планы будущего.
Отец предложил устроить меня к себе на работу, но я ему объяснил, что с шестью классами и без профессии я просто ничего не достигну. Выход один – пойти учиться. Но куда? В школу в 7-й класс. В 19 лет со всем забытым за годы войны – не получится.
В любой техникум – нужен 7-й класс. Хотел пойти на курсы шоферов, но там брали только демобилизованных воинов и тоже 7 классов. И порешили мы с матерью уехать в Днепропетровск. Все-таки там Витя, которого я не видел с 42-го года, да и возможностей там больше. В нашем старом дедовском дворе, кроме разбитого большого дома, был выходом на улицу домик-мазанка, бывший офис деда. В нем до войны жили квартиранты, т.е. просто одна семья его арендовала.
Он был пуст, забит. И мы с матерью, порешив, переехали туда жить. Потом нашли Витю, но он жил в общежитии и приходил к нам. Иногда даже делился пайком хлеба. Конечно, представить, какова была тогда жизнь, трудно. Жили тогда по карточкам. На работника и его иждивенцев (жену, детей, стариков) давали по карточкам: 0,5 кг черного хлеба в день, и ежемесячно: 1 кг сахара, 2 кг любой крупы и 2 метра бязи, то бишь простенькой материи. Но мы не работали, и карточек у нас не было. В начале войны все заводы и фабрики со всем оборудованием были вывезены за Волгу, в Сибирь и Среднюю Азию. А что оставалось, здания при отступлении и нашими, и особенно немцами были взорваны и порушены.
Мы проедали последние деньги. В коммерческих магазинах по дорогой цене можно было купить буханку хлеба за 400 рублей, и почему-то только консервы «Снатка» из крабов за 60 рублей, и все. На рынке был выбор побольше, но нужны деньги.
Выход подсказал Митин товарищ по школе – лить из алюминия чугунки и продавать на рынке. Он дал мне взаймы апоку – это чугунная форма из двух половин, в которой из особой глины формуется модель будущего чугунка. Я поучился у него этому хитрому литейному делу и начал свое.
На рынке купили битого алюминия и угля-кокса, нашел я глину и начал в этой мазанке литейное производство.
Сначала, пока не научился по цвету расплавленного алюминия определять нужную температуру, получался только брак. Заливая расплавленный алюминий в литник (узкую щель), он в тонкой форме между двумя глинами после вынутой модели (двух половинок) чугунка, должен заполнить всю форму. Но где-то он застывал, и получался чугунок, но с дырами. Но деваться некуда – жизнь научила упорству выживания. Через пару дней получился первый чугунок, и дело наладилось. За 8-10 часов литься получалось 10 чугунков. Эта норма определилась и усталостью от работы, и вместимостью их в мешок, с которым мать отправлялась на рынок, и суммой вырученных от продажи денег для минимального выживания. Мать, продав чугунки по 60-70 рублей за штуку, покупала килограмм 10 битья алюминия и 5 килограмм (ведро) кокса, а на остальные – хлеб и еще что смогла.
Вот так мы выплыли на самостоятельную жизнь. Отец 2 месяца присылал нам деньги, а потом получили письмо, что он дал согласие уехать начальником участка на лесозаготовки для управления по восстановлению заводов. Уехал он в Горьковскую область, город Шахунья и город Пижма, где и проработал, вдали от нас, до 1952 года.
К осени 45 года я начал искать место учебы.
Из всех техникумов, а их в Днепропетровске было около 30, только при индустриальном было подготовительное отделение, куда принимали с 6-ю классами, и только для строительного факультета.
Для послевоенного восстановления был большой дефицит строителей. В мае 46, закончив подготовительное отделение и получив аттестат за 7 классов, я хотел устроиться на факультет электрооборудования, но отказали.
В другие техникумы с этим аттестатом нужно было сдавать экзамены, а я явно боялся провалиться. Как учился всю зиму понятно, ночью работал, а днем сонная учеба, а уже делать уроки было некогда.
Вот пришлось вопреки моему нежеланию, судьба заставила стать строителем. На стройфакультет нас, из подготовительных курсов, без экзаменов зачисляли на 1 курс. Вот так, ночью работая, а днем в полудреме учась, прошло 4 года, с 46-го по 50-тый. В 47, 48 и 49 годах я на летние каникулы уезжал к отцу в Шахунь. (Горьковская область).
Он в доме приезжих (гостинице) этого районного городка имел офис для набора рабочих и приема начальства. В 10 километрах в поселке Широкое у него была автобаза для вывозки леса и передвижные автоэлектростанции. В конце 48-го года я, параллельно с учебой, поступил на курсы шоферов. На время учебы наш техникум имел бронь – нас не брали в армию. Но по окончании все равно должны были забрать. Вот я и решил: хоть в армии буду «шоферить», а не лазить по-пластунски в пехоте.
Получив права 3-го класса, я на каникулах у отца прошел стажировку. Работал шофером на американском студеттбеккере, возил лес из заготовок на станцию города Шахунья. Ночевал я в доме приезжих. И вот в один из дней судьба решила мою участь. В гостинице, в огромной комнате, мысленно разделенной пополам, были женская и мужская половины.
Однажды после отдыха я проснулся под вечер и увидел, рядом с моей кроватью сидит и читает симпатичная молодая особа. Директор гостиницы, как сейчас помню, Екатерина Петровна, решила (она с отцом была в близких отношениях), что мы вроде подходим друг другу. И вот она поселила ее рядом со мной, хотя это была мужская половина.
Сами понимаете, я был скромный, забитый судьбой и войной, нецелованный юноша. Несмотря на то, что она мне очень понравилась, я, безопытный, не знал, как мне быть. Мы узнали, куда нас будут распределять. Большая половина оставалась в Днепропетровске. За эти места, естественно, родители устроили борьбу, желая, чтобы «чадо» было при доме, не жалели денег членам комиссии по распределению. Тогда это взятничество было в моде (после войны), как и сейчас в конце перестройки. Были места в Кандалакшу, Ворошиловград, Нальчик. Одно место было в ОКС завода «Серп и молот», то есть в Москву. Но за него была такая явная коррупционная драка, что дошло до министерства, и это место сняли. Три места были загадочные. В распоряжение министерства. Но Главк мог быть и в Сибири. Трест мог оказаться и на Чукотке, а управление и участки – в любой Тьму-таракани. Потому эти места остались свободными. Не знаю, почему, но душа моя была очень спокойна, когда я дал согласие поехать в распоряжение министерства.
После всех испытаний судьбы и перипетий жизни, мне было интересно рискнуть. Может, молодость, когда все легко, и довольствуется малым, а, может, просто глупость романтики, но я твердо решил. На меня глядя, согласились Муся Воробьева и Зоя Попсуева. Защитив дипломы, нам дали месячные отпуска, и 7 декабря 1950 года быть на месте назначения. Я тут же на крыльях полетел в Шахунью. Мама работала налоговым инспектором в райфинотделе. Мы пришли к ее начальнику с заявлением об ее увольнении. На словах я объяснил, что мы решили пожениться, и я ее должен увезти. По окончании техникума (тогда было очень строго) нужно отработать по месту назначения 3 года. Не знаю, что повлияло, моя ли откровенность или просто его доброта, но он дал согласие на ее освобождение. Но я мог просто приехать, наврать и забрать ее из этой «дыры», и она потом могла устроиться в Горьком, Костроме, где много ее родственников. Но вот фортуна помогла. И мы уехали из Шахуньи. Проездом погостили в Горьком у ее тети Гали и тети Кати с дядей Сережей. Из Горького на пароходе прибыли на ее родину в город Юрьевец.
Там состоялась помолвка, добро ее родителей, веселье. Через 5 дней мы отправились в Днепропетровск. Скромно, в кругу близких и друзей, дома сыграли мини-свадьбу. Чтоб зарегистрировать брак, нужно было подать заявление за 2 месяца до регистрации. Значит, раз так, то мы распишемся там, где бог укажет мне работать и жить.
Это наш второй выпуск гвардейцев послевоенных строителей, юбилей которых совпадает с юбилеем Христа в 2000 году.
Продолжение истории--->